Диалог с преемником нарколога Довженко Виктором Добровольским.
О теоретической возможности или невозможности подобной акции думал поговорить с легендарным Довженко Александром Романовичем (сокращенно - ДАР), основоположником широко из-вестного ныне метода лечения поклонников пагубной страсти. Увы,не успел. Совсем недавно, 4 февраля этого года, ДАР умер - на 77-м году жизни. Осиротела его родная Феодосия, как бы вернув-шаяся в прежний статус провинциального украинского городка.
И вот заготовленные для Довженко вопросы, дополненные теми, что связаны с дальнейшей судьбой его метода, я задаю Виктору Васильевичу Добровольскому. Сорок шесть лет, психотерапевт, нарколог. Долгие годы жил и работал рядом с ДАРом, впитав, можно сказать, с материнским мо-локом (его мать - родная сестра Довженко, семьи жили под одной крышей) эти идеи, одновременно прагматические и романтические - излечивать и самых беспробудных пьяниц в считанные часы. Причем без всяких дорогостоящих и уни¬жающих человеческое достоинст¬во процедур. Известно, как много времени и сил потребовалось «основоположнику», прежде чем его метод был апробирован, а затем разрешен к применению Минздравом СССР в 1984 году, прежде чем был одобрен и Всемирной организацией здравоохранения. Так что же теперь ждет этот метод?
- Едва ли не все наркологи, а уж работающие по методике Довженко - все без исключения объявляют, что процент излечения у них чуть ли не абсолютный. Но почему в таком случае как-то не очень заметно даже при чисто визуальном наблюдении, чтобы на наших улицах становилось их меньше?
- Даже если бы все без исключения наркологи действительно излечивали всех своих пациентов,все равно плоды их усилий вряд ли были видны невооруженным глазом.
...И только его учениками, подлинными, а не теми, кто выдает себя за таковых. На очереди - центры в Самаре и Тюмени.
- Вы, вероятно, не случайно делите учеников Довженко на истинных и поддельных?
- Александр Романович незадолго до своей кончины был вынужден публично через печать протестовать по поводу всевозможных спекуляций, связанных с его именем и его методом. Сожалеть, что, даже запатентовав в 1993 году (с появлением соответствующего закона РФ) свой метод, он тем не менее не смог защитить в полной мере свои авторские права, а главное - защитить больных людей от мошенников и шарлатанов. Дядю Сашу возмущало, что самозваные «ученики» Довженко, как бы игнорируя тот факт, что его подлинный метод исключает применение каких-либо таблеток, лекарств, уколов да и любых приборов и инструментов, тем не менее «кодируют» с помощью уколов, электрошока, даже лазерных установок, впрыскивают больным какое-то лекарство, называя его для пущей убедительно¬сти жидкостью Довженко.
- Так насколько все же помогает этому такая массовость сеанса, одновременная игра на сотнях судеб?
- Во-первых, тут нет ничего от игры. Это - наука. Во-вторых, лечение анонимное. Толпа для страдающих не помеха, а стимулирующий фактор. По моим наблюдениям, большое число пациентов не в ущерб эффективности сеансов.
- Я знаю, что Александр Романович официально передал вам все права на свой метод. Но согласитесь, иметь право лечить,как Довженко, и уметь так лечить - не одно и то же.
- Научиться можно, хотя это очень непростая наука. Я профессиональный врач. Закончил Крымский мединститут по специальности лечебное дело. Знаю внутренние болезни, серьезно занимался кардиологией, фитотерапией, гомеопатией. Был консультантом Довженко по вопросам гомеотерапии, лекарственной терапии. Все это мне очень помогало. Между прочим, дядя Саша был убежден, что учеников надо искать не просто среди хороших специалистов-медиков, но среди тех, кто обладает широким кругозором, кто наделен задатками творческой личности. Медицинские знания, разумеется, - непременное условие, но человек еще должен уметь многое - знать литературу, музыку, живопись, обладать артистической натурой, он должен уметь без труда сходиться с людьми, пробуждать в пациентах веру в себя самих и, конечно, и своего доктора. Он сам был такой натурой.
...Анонимность лечения тоже может «меть неожиданную оборотную сторону - вы не знаете, кого лечите, стало быть, к вам трудно предъявит претензии, если нет должного эффекта.
- Ко мне не трудно. В моем случае може быть анонимен больной, но не врач. Действительно, есть врачи, которые, как блуждающие звезды, появились, дали сеанс и растворились в пространстве. А у меня есть патент на лечение, я всегда, стало быть, в поле зрения больного. И больной, если это требуется, в поле моего зрения. Если больных много, то это вовсе не значит, что я не несу ответственности за каждого из них. Некоторым рекомендую показаться через полгода, некоторым - через год. В зависимости от результатов индивидуального осмотра. И наши дальнейшие отношения определяются тем, как протекает процесс, который я создаю у него в мозгу, в коре больших полушарий.
- В основе пьянства - множество причин, и глобальных, и глубоко личных. Алкоголиком человек становится не в один день, а постепенно. И вдруг вы предлагаете чуть ли не в один день (после двухнедельного воздержания) излечить человека от недуга, приобретаемого годами. Есть нечто неправдоподобное в одномоментности и краткосрочности.
- Согласен - есть, но скорее, фантастическое, чем неправдоподоное...
- Наверное, прежде чем вмешиваться во внутреннюю жизнь мозга, требуется изучить индивидуальные особенности человека, многое узнать о нем?
- Такая необходимость возникает, если появляются какие-то подозрения у консультантов. Имеется в виду психическая способность больного адекватно реагировать на
действия врача.
- А как вы можете судить об эффективности ваших действий?
- Представьте, ко мне на сеанс приезжали целыми коллективами,допустим, колхозной бригадой или заводским цехом. Потом, бывало,председатель колхоза или директор предприятия «довозили» неохваченных работников, отсутствовавших по разным причинам на общем сеансе. Естественно, меня бы не просили «доохватить» тот или иной производственный коллектив, если бы те, кто уже побывал у меня, продолжали жить прежней жизнью, глушить горькую, как прежде. Мне льстит, когда моя подпись становится чем-то вроде фирменного знака....
...А тому, кто чего-то добился в жизни, тем более если он сделал блестящую карьеру, представляется, что он большим рискует, решаясь на лечение, то есть признавая свою болезнь. Для государства - это настоящая беда, если в обществе преуспевают те, кто не может и дня прожить без возлияний. Если же мы смирились с этим, то стоит ли удивляться тому, что и там, и тут принимаются непродуманные решения, делаются безответственные заявления, строятся несбыточные планы.
- Наверное, если бы к вам начали направлять тех, кто рвется наверх, то простым людям не нашлось бы места на ваших сеансах. Часто ли приходится видеть среди ваших пациентов известных людей?
- Бывает. Вдруг вижу перед собой лица, которые едва ли не ежедневно появляются на телевизионных экранах.
- А не кажется ли вам, что излечить кого-то от пьянства -избавить от многого, подчас и от таланта тоже?
- Не знаю, как насчет таланта, ну а избавить от многого другого - это и есть самый главный позитивный результат: изменение личности. Надо как-то скорректировать человека к нормальной жизни. Болезнь никому не на пользу - ни талантливому, ни бездарному.
- «Кипит наш разум возмущенный» - может, это как раз о том болезненном очаге возбуждения?
- У нас жизнь менее рациональна, чем во всем мире. И это тоже явно нам не на пользу. У нас даже пьяницы не такие, как «у них». Мне приходилось давать сеансы в Финляндии, Германии, о Польше я уже говорил. В ноябре 1993-го давал два частных сеанса в США. Прошло больше года идут очень неплохие отзывы. Мне кажется, их больных лечить легче,чем наших.
- Неужели и алкоголики разных стран так же непохожи друг на друга, как несчастные семьи?
- Представьте. Видимо, это объясняется менталитетом, психологией. Там люди более серьезно относятся к тому, на что они решились...
